Повесть об уголовном розыске [Рожденная революцией - Страница 98

– Колю не уберегли, – горестно вздохнул Ровский. – Теперь вот и Нину… мою… – он издал горлом всхлипывающий звук, и Витька сразу же подал ему стакан с водой. Ровский отхлебнул и благодарно посмотрел на Витьку. – Тронут. Признаться, раньше я думал о молодых людях вашей профессии несколько иначе. Рад, что ошибался. – Он снова всхлипнул, сдерживая рыдания: – Горе… Какое горе отворило мои двери…

– Примите наше искреннее сочувствие, – сказал Коля. – Но я прошу, чтобы вы поняли и нас. Мы обязаны найти деньги и убийц. Поэтому я должен продолжать свои вопросы, вы уж извините. У каждого из нас есть свой долг.

– Спрашивайте.

– Скажите, – Коля вышел из-за стола и сел напротив Ровского. – Вашу дочь убили… неожиданно для вас? Вам понятен вопрос?

Ровский горько усмехнулся:

– Область предчувствий и мистики вас, наверное, не интересует. Но поверьте, я знал, что Нину убьют.

– Как это так? – не выдержал Витька. – Кто вам сказал?

– Никто, – обернулся Ровский. – Я же предварил вас: мистика. Умер Куликов. Они любили друг друга, и я ощутил какую-то тоску. Я подумал, что беда никогда не приходит одна. Я не могу объяснить, но я ждал со дня на день, что Нину убьют.

– Вы должны были сообщить о своих подозрениях нам! – заявил Витька. – Факты были?

– Нет. – Ровский покачал головой. – Тоска была. И боль.

– Куликова на самом деле Юрой звали, – сказал Коля. – И он был не Куликов, а Томич.

– Что? – переспросил Розский. – Какая разница, товарищ следователь. Его больше нет. И ее больше нет. Фамилии и имена нужны живым.

– А вы знали об этом? – спросила Маруська.

– Нет. Я даже затрудняюсь вам объяснить, зачем это нужно было… Коле…

– В прошлом Юра был офицером, – заметил Витька.

– А я – бухгалтером, у Ивана Пермитина служил, у врага… – тихо сказал Ровский. – На этом самом заводе. Ну и что?

– В самом деле, ну и что? – сказал Коля. – Дело не в том. Меня интересует другое. Юра был знаком с этим вот человеком. – Коля протянул Ровскому фотографию Длинного. – Кстати, вы его никогда раньше не встречали?

Ровский долго доставал очки и еще дольше устраивал их на переносице. Посмотрел на фотографию:

– Нет, никогда. Я не знаю этого человека. А что такое? Он имеет отношение к событиям?

– Именно он убил Нину.

Ровский скомкал платок:

– Я надеюсь, суд воздаст ему по заслугам. Его расстреляют?

– Он уже получил свое. Он погиб в перестрелке с нашим работником.

– И все-таки, почему убили вашу дочь? – снова вмешался Витька. – Может, она что знала? И могла выдать преступников?

– Если бы я мог ответить, – тихо сказал Ровский. – Если бы я только мог! Но я слабый, больной старик, увы! И я верю, что более молодые и сильные – вы, во всем разберетесь. Вы простите меня, мне плохо, я лучше пойду.

– Вас отвезут домой на машине, – сказал Коля. – Спасибо вам, до встречи.

– Вы вызовете меня еще? – Ровский с трудом встал.

– Скорее всего, да. До свидания.

Ровский ушел. Коля долго сидел в мрачной задумчивости и молчал.

– Вот что, братцы, – наконец сказал он, – пока все глухо. Тебя, Витя, попрошу найти в архиве послужной список Томича, установить последнее место его службы и поискать среди его бывших сослуживцев интересующих нас людей.

– Понял.

– Давайте еще раз изучим материалы дела, – продолжал Коля. – Я прошу каждую свободную минуту вчитываться и вдумываться. Может быть, что-нибудь и углядим. Братцы, я совсем выдохся, пойду минут сорок пройдусь. Маруся, ты останешься за меня!

На набережной Фонтанки ветер накрутил десятки снежных сугробов. Прохожие опасливо обходили их, а мальчишки с разбегу налетали и барахтались в снегу – с визгом и криками. Коля остановился на своем любимом месте – у чугунного парапета напротив Сергиевской. Теперь она называлась улицей Чайковского. Летний сад, Фонтанка и Нева… Лед был в торосах, местами выступала вода. Она тут же замерзала, превращаясь в стекловидные зеленоватые оконца.

Семнадцать лет назад «псковской» Колька Кондратьев приехал в неведомый, шумный Петроград, наполненный черными бушлатами революционных матросов. Приехал искать счастья и доли, едва не попал под расстрел, но по вечному закону жизни плохое сменилось хорошим, и встретился Коле рабочий человек, большевик Бушмакин, и все сразу стало на свои места. Ясный путь впереди и главный закон революции – «кто был ничем, тот станет всем» – в действии. Сколько же воды в самом прямом смысле унесли с тех пор Фонтанка и Нева. Скольких друзей скрыла земля петроградских кладбищ. «Говорят, человек должен быть счастлив, – думал Коля. – А я? Счастлив ли я? Несмотря на все ошибки, утраты, недостатки и нехватки нашей трудной жизни, да, я счастлив! Потому что у меня есть дело, за которое я готов отдать жизнь, у меня единомышленники-товарищи, которые в трудную минуту станут моим самым твердым плечом, у меня есть любовь – навсегда, до березки… Я – счастлив!»

…Дома был только Генка. Он поступил в авиамодельный кружок и старательно мастерил первый в своей жизни планер.

– Слушай, сын, – Коля с нескрываемым восхищением осмотрел ладно сделанный фюзеляж. – Ты молодец!

– Меня уже хвалили, – без излишней скромности заявил Генка.

– А меня в твоем возрасте били, – грустно сказал Коля. – И нещадно. Придет пьяный отец – и по шеям. Да ладно об этом. Тебе, брат, тринадцать уже. Кем станешь? Конструктором самолетов?

– Авиация нынче – первое дело, – сказал Генка и сел рядом с Колей. – Нет, батя, я по другой линии пойду.

– По какой же, интересно? – оживился Коля.

Генка помолчал немного: