«Известия», 25 январи 1919 г .
Петроградский январь 1919-го был промозглым и слякотный.
Четверка коней на фронтоне Главного штаба рвалась сквозь туман. Над Дворцовой площадью провисло мокрое небо. У правого крыла Зимнего стоял оркестр – несколько продрогших солдат с помятыми трубами в крючковатых, покрасневших пальцах. Надувая щеки, они неслаженно, но старательно выводили: «Смело, товарищи, в ногу…»
Над импровизированной дощатой трибуной трепетало кумачовое полотнище: «Все на борьбу с Красновым!» Держа равнение, вдоль трибуны шел полк петроградской милиции. Другие полки уже прошли, а этот, только что сформированный из петроградских милиционеров, вступил на площадь, чтобы сразу же после парада вслед за другими грузиться в эшелон и отправляться на Южный фронт. Зрители уже разошлись. Когда последняя рота свернула под арку Главного штаба, наперерез строю бросился мальчишка лет десяти.
– Батя! – закричал он, срывая голос. – Ба-а-тя!!
Милиционер с винтовкой, видимо, отец мальчишки, растерянно оглянулся, вышел из шеренги:
– Витька… Ты зачем здесь? А мать? Мать-то больная, я тебе настрого не велел уходить, настрого!
– Нету больше матери. – Витька опустил голову и отвернулся. – Я уж думал, тебя не найду…
– Как это нету? – не понял милиционер.
– Умерла мать… Только ты ушел, она и умерла… – мальчишка заплакал.
Шагали шеренги. Вот и последняя скрылась в глубине арки, а милиционер все стоял, не в силах осмыслить случившееся.
– Ты иди, батя, – мальчишка вытер мокрое лицо рукавом. – Иди… А то отстанешь.
– А ты? Ты как же? Мать бы надо похоронить…
– Соседи похоронят… Обещали, – буднично сказал мальчишка. – Ты иди… Нельзя тебе…
– Ну, ладно… – милиционер бросился догонять роту. Уже у самого Невского он оглянулся: сын все стоял под аркой – маленький, сгорбившийся, с поднятым воротником старенького пальто, в отцовском шлеме с синей милицейской звездой.
На этом месте и увидел его Коля – он шел на службу по срочному вызову Сергеева. С недавнего времени управление уголовного розыска помещалось на Дворцовой…
Коля прошел бы мимо, но, заметив на голове у мальчишки милицейский шлем, остановился:
– Ты чего здесь? Отца ждешь?
– Отец ушел на фронт…
– А мать?
Мальчишка заплакал.
Коля чуть-чуть подумал и сказал:
– Идем со мной. У тебя отец милиционер?
Парень кивнул.
– А вы кто? – Он с любопытством посмотрел на Колю.
– Я тоже милиционер. Как твой батька.
Вошли в подъезд управления. В вестибюле Колю ждала Маруська. В черной кожаной куртке, с кобурой на правом боку, она была неузнаваема.
– Торчу здесь с утра… – Она взяла Колю за руку, отвела к окну. – Тебя отправляют в Москву, и я считаю, что нам надо, наконец, поговорить.
– А чего говорить, – Коля вздохнул. – Может, я и не вернусь. Хорошая ты, всегда тебе это говорил, а нет у меня к тебе того-этого… Ну, вот хочешь – обижайся, хочешь – пойми… Нету, и все! – Коля снял шапку и вытер пот со лба. Ну, слава богу… Наконец-то произнес то, что давно уже собирался сказать. Видел с самого начала – влюбилась, мучается, но что поделаешь, если ему нечего сказать в ответ.
Маруська вздохнула:
– Ну что ж… Пока – не судьба…
– Как это – пока? – удивился Коля. – Я тебе вполне определенно говорю!
– И я тебе вполне определенно говорю! – разозлилась Маруська. – Смотри мне в глаза и слушай: я тебя люблю, Коля. Как увидела тогда у Бушмакина, так и полюбила сразу. На всю жизнь. Но я так считаю: не может быть, чтобы один человек любил, а другой нет! Несправедливо это! И я уверена, что ты одумаешься и встанешь на правильный путь!
– Да ты со мной, как с правонарушителем, – попытался пошутить Коля. – Ладно, Маруська… Не надо больше про это. Вот, парень, видишь? Как тебя зовут, парень?
– Витька, – мальчишка не отводил глаз от ярко-желтой Маруськиной кобуры.
– Мать у него умерла. А отец – он из наших, только что ушел на фронт. И больше никого нет. Никого?
Витька молча кивнул.
– Пусть он поживет у нас, пока я вернусь. Бушмакину я скажу.
– На задании Бушмакин. Я сама ему скажу.
– Ну и ладно, – согласился Коля. – А когда вернусь – решим, как быть.
– Все решим? – Маруська с вызовом посмотрела на него.
Коля глубоко вздохнул:
– Тебе говорят: стрижено, а ты – брито. Витька! Марусю слушайся!
– Мать похоронить надо, – строго сказал Витька.
– Поедем, – кивнула Маруська. – Я с дежурства, сейчас свободна.
…В кабинете Бушмакина Колю ждал Сергеев. За прошедший год он совсем не изменился, только седины прибавилось. Сергеев протянул Коле телеграмму:
– Из Москвы. Только что в Сокольниках некий Кошельков совершил нападение на товарища Ленина. И вообще, у них там резкая активизация уголовной преступности… Аппарат малочисленный, Трепанов просит помочь.
– Это кто?
– Это мой боевой товарищ, в подполье вместе работали, – сказал Сергеев. – С руководством вопрос согласован, поезжай в Москву.
– Думаете, я здесь самый умный? – спросил Коля.
Сергеев внимательно посмотрел на него:
– Шутку не принимаю. Но если ты хочешь знать мое мнение, – скажу: тобой лично раскрыто несколько крупных преступлений… два бандитских налета, два убийства с ограблением…
– А всего тринадцать, – сказал Коля. – Несчастливое число, между прочим.
– Ты не все сосчитал, – Сергеев тепло улыбнулся. – Ты лично задержал шесть особо опасных рецидивистов. В скобках замечу – вооруженных.
– Троих, – упрямо сказал Коля. – Остальных мы задерживали вместе с Василием и Никитой.