– Ярцев отдал деньги Султанову один на один? – спросил Коля.
– Да, – кивнул Миронов.
– Каким же образом банда узнала о том, что Султанов везет деньги? С Ярцевым нужно поговорить еще раз. Может быть, Султанов сам разболтал?
– Проверяем, – пожал плечами Олег. – Пока не ясно.
– А пассажиры словно воды в рот набрали, – заметил Миронов. – Ни от кого никаких заявлений. Как всегда.
– Не может быть, чтобы никто ничего не видел, – сказал Коля. – Видели. И вывод такой: либо боятся, но не могут же абсолютно все бояться? Либо не обратили внимания. А почему? Почему не обратили? Тут есть какая-то загвоздка. Кстати, Олег Дмитрич, вам не пришла мысль о том, что ваш мнимый Санько и эта банда – одного поля ягоды?
– Думал, – отозвался Олег. – Я только одно не пойму: откуда у этого бандита настоящее служебное удостоверение?
– Идите в кадры, – посоветовал Коля. – Я договорился. Они помогут.
– Ох, вряд ли, – вздохнул Олег. – Если они проморгали – на себя клепать не станут. Сами учат бдительности, а тут такое.
– Ничего. Помогут. Конечная цель у нас общая.
– Тогда пусть идет полковник Кондаков. Ему с руки. Он все же видел это фальшивое удостоверение.
…Замнач кадров подполковник Желтых был кругленький – эдакий колобок с журчащим голоском. Своей должностью он очень гордился, любил к месту и не к месту вставлять латинские изречения, причем перевирал их безбожно.
– Садись, полковник, – сказал он Виктору. – Излагай.
Как представитель руководства, тем более из кадров, он к равным по должности обращался на «ты»: считал, что это наиболее демократичный способ общения.
– Как говорили древние, – вдруг добавил он, – фестина ленте.
– Хорошо, – кивнул Виктор и с усмешкой проговорил: – То, что я сейчас скажу, – сапиенти сат, как надо, я надеюсь.
Желтых выкатил глаза так, что Виктору показалось – они у него сейчас повиснут на ниточках. Испугавшись, что миссия его вот-вот провалится, Виктор добавил:
– Вы говорите – фестина ленте, а я – перикулюм ин мора. Не удивляйтесь, у меня щекотливое дело, и, чтобы вас задобрить, я выучил пару строчек из латыни.
– А-а, – с облегчением вздохнул Желтых. – А то я уж подумал бог знает что. Латынь – язык трудный. Не многие умеют.
– Номер удостоверения у этого фигуранта сто шестьдесят два триста семнадцать, заполнено спецчернилами или черной тушью, печать сделана пуансоном. Подписано Соколовым, замначем управления.
– Стой! – воскликнул Желтых. – Какая из этих подписей?
Он вытащил из ящика стола три удостоверения и разложил их перед Виктором.
– Фамилия – Соколов, – задумчиво произнес Виктор. – А вот почерк – другой.
– Это – раз! – торжествующе сказал Желтых. – А номер, говоришь…
– Сто шестьдесят два триста семнадцать.
– И ты запомнил? – прищурился Желтых.
– Да. У тех, что вы мне только что показывали, номера такие. – Он без запинки назвал три номера. – Проверьте.
– Так… – Желтых заглянул в удостоверения и с нескрываемым уважением уставился на Виктора. – Это уже серьезно.
Он открыл сейф, достал несколько папок, книгу учета и начал их просматривать.
– Могут быть три варианта, – сказал он наконец. – Подделка – это раз. Утечка на Гознаке – это два. Возможно, преступники имеют там связь. Прошляпил наш работник – это три. Что скажешь?
– Первую и вторую версию я отбрасываю.
– Почему?
– Так подделать невозможно, а с Гознака муха не вылетит незамеченной.
– Значит, наша промашка? – снова прищурился Желтых.
– Выходит так, товарищ подполковник.
– В твоих словах я усматриваю вредный антагонизм между кадрами и личным составом, – строго сказал Желтых. – Как говорили древние, терциум нондатур, понял?
– Спасибо за информацию. – Виктор встал. – Я доложу о нашем разговоре комиссару Кондратьеву. До свидания.
– Так вот, мил друг, – тихо сказал Желтых, – я ведь не «Вася», иллюзий не строю. Ты вот старше по званию и поэтому считаешь меня, мягко говоря, дундуком. Вообще у вас, оперативников, к нам, кадровикам, уважения, можно сказать, что и нет. Я к чему? К тому, что за всю эту серию удостоверений я лично отвечал. И я ничего не прошляпил. Это удостоверение я лично выписывал настоящему Санько. А этот настоящий Санько был у меня пять минут назад. Удостоверение у него. А вот что было у бандита, уж ты разберись. Это твоя профессия, между прочим. Но если хочешь, прими совет: в августе тридцать шестого я лично задержал двух фальшивомонетчиков – братьев Самариных. Граверы были – первый класс! Мы им дали в камеру материал и инструменты. Они за ночь такое клише сделали – закачаешься. От настоящего специалисты отличить не могли! Смекаешь, куда клоню?
– Где эти Самарины?
– Расстреляны. Но ты учти, полковник: корни, связи могли остаться. И талантливые ученики. И то, что эти гады ходят где-то рядом с настоящим Санько – тоже факт. Они держали его удостоверение в руках, можешь не сомневаться.
Миронов с двумя сотрудниками отдела по борьбе с бандитизмом, или, как его называли сокращенно, ОББ, все утро пересаживался с поезда на поезд: накануне опергруппы не успели осмотреть все поезда, в которых могли ехать Маша и Султанов, и вот теперь приходилось наверстывать упущенное. Осматривали вагоны, тамбуры, искали любой предмет: обрывок ткани, пуговицу, след крови – словом, все то, что могло хоть как-то помочь в розыске… Работали в штатском – так было удобнее, меньше привлекало внимание. На станции Икша решили дождаться поезда в сторону Москвы. Поезд подошел неожиданно быстро. Снова началось утомительное, почти бессмысленное движение по вагонам. Примерно в середине состава навстречу опергруппе Миронова вышли из соседнего вагона три работника в форме городской милиции. Они осматривали скамейки, заглядывали под них – что-то искали.