Коля вышел за ограду кладбища, подождал. Вскоре подошли Витька и Маруська. Коля вопросительно посмотрел на них.
– У меня – ничего, – развел руками Витька.
– А я видела Длинного, – сказала Маруська. – Помнишь, в позапрошлом году он проходил по ограблению Шнейдерова, только улик не было.
– Помню, – кивнул Коля. – Матерый преступник. Он подходил к кому-нибудь?
– Нет, – Маруська покачала головой. – Он просто… смотрел, Коля. Как мы. Возьмем его, поговорим?
– Бесполезно. Он только смотрел, и все?
– Положил хвойные ветки во-он на ту могилу, – показала Маруська.
– Посмотрим. – Коля пошел по узкой дорожке, то и дело проваливаясь в снег.
На ржавом кресте топорщилась погнутая жестяная табличка: «Фекла Алексеевна Чеботарева. 1860 – 1910».
– Ну и что? – спросил Витька. – Вот ветки, которые он оставил.
Осмотрели ветки. Ничего подозрительного на них не было.
– А может, это его мать? – сказала Маруська.
– Или просто прикрытие на случай, если придеремся, – предположил Витька. – А приходил он за тем же, за чем и мы, – посмотреть и послушать.
– Вот и проверь, – сказал Коля. – Поручаю это тебе. Вы, братки, ничего не заметили? – Коля обвел своих помощников лукавым взглядом.
– Я – ничего, – опешил Витька.
– Я что заметила – доложила, – сухо сказала Маруська. – Я терпеть не могу твой нахальный тон! – взорвалась она. – Подумаешь, Нат Пинкертон! Скромнее надо быть, товарищ начальник опергруппы!
– Есть быть скромнее, – кивнул Коля. – Как эта девушка, ну та, что кричала над Куликовым, как она его называла?
– Юрой, – ответила Маруська. – Ну и что?
Коля молчал.
– А он… – вдруг сказал Витька. – Погодите. – Он открыл записную книжку. – А он… Николай? – Витька растерянно посмотрел на Колю. – Ничего не понимаю.
Маруська хлопнула Колю по плечу:
– Извини, товарищ начальник, я погорячилась. Покойник Колычев считал тебя гением УГРО, и он был прав. А ты будь справедлив: кто тебе первым сказал, что быть тебе наркомом внутренних дел? Кто? – Маруська явно старалась загладить свой выпад.
– Витя, – Коля улыбнулся, – возможно, в этом Длинном и в этом Коле-Юре – гвоздь всей истории. А может, мы и ошибаемся… Отнесись серьезно, лады!
– Есть, – покраснел Витька. – Вы не сомневайтесь. Я оправдаю.
Витька долго раздумывал, как выполнить поручение Коли, и решил начать не с архива и бумаг, а с дочери Ровского – Нины. Витька написал ей записку. Он писал, что ему кое-что известно о смерти Юры, и он желал бы рассказать об этом.
Встреча состоялась утром на Марсовом поле, на остановке трамвая. Девушка приехала на три минуты раньше условленного срока, и Витька отметил про себя, что ей, вероятно, очень интересна и важна эта встреча.
– Здравствуйте, – подошел он к ней. – Это я вам написал.
Она смерила его холодно-безразличным взглядом.
– Вы? Хорошо, говорите.
– Пройдемся? – предложил Витька.
Она пожала плечами, но послушно двинулась за ним.
– Я из УГРО. Вот мое служебное удостоверение. Вызывать к нам не хотелось, вот и написал записку. А на самом деле ничегошеньки я не знаю, – признался Витька. – Не сердитесь и расскажите, что вы знаете, ладно?
Она покачала головой:
– О чем рассказывать. Юру не вернуть, а убийцы… Бог их накажет.
– Бог накажет, если мы их ему представим, – без улыбки сказал Витька. – Я вижу, вы девушка хорошая, а я вас долго не задержу. Вот скажите, почему ваш Юра на заводе значился Николаем?
Она недоуменно взглянула на Витьку:
– Ей-богу, не знаю. Недоразумение, вероятно. Он – Юра. Юра Томич.
– Как это Томич, когда он – Куликов? – опешил Витька.
– Возможно, – сказала она безразличным голосом. – Только ни для меня, ни для Юры это уже ничего не прибавит и не убавит.
– Ладно, это наше дело, – сказал Витька. – А как вы с ним познакомились?
– На Сенном рынке. В прошлом году. Я по развалу книжному бродила, хотела комплект «Нивы» купить – за любой год, со скуки полистать. А он искал Лермонтова – какое-то редкое издание.
– Культурный сторож, этот ваш Юра, – заметил Витька. – Простой вахтер, а поди ж ты. Впрочем, это хорошо.
– Умер вахтером, а был… – она махнула рукой. – Это ни о чем не говорит – вахтер, князь, царь. Что в голове – это важно. Вы на Сытном рынке бываете?
– Редко. А что? – заинтересовался Витька.
– Сходите, поглядите, – посоветовала Нина. – Весной там княгиня Ширинская-Шихматова редиской торгует. Сама, между прочим, выращивает.
– А кем он… был? – осторожно спросил Витька.
– До революции? – уточнила она. – Юнкером Константиновского училища. – Она помолчала, видно было, что ей очень хочется сказать что-то еще, но она не решается. Витька заметил это.
– Давайте на откровенность, – улыбнулся он. – Вы на нашу встречу раньше на три минуты пришли. Я вижу, у вас наболело, недоговариваете вы. А зря.
– Вы думаете? – Она заколебалась. – Не знаю, не знаю.
– Я вам помогу, – сказал Витька и показал фото Длинного. – Знаете его?
Она скользнула взглядом по фотографии:
– Да, он к Юре иногда захаживал. Они служили вместе, Юра мне говорил.
– Когда, где?
– Не знаю. – Она виновато развела руками.
– Этот Длинный – тоже офицер? – осторожно спросил Витька.
– Право, не знаю. Если бы это был друг Юры, а то так, знакомый. Зачем мне знать? Извините, я должна идти.
Витька удержал ее за руку.
– Не пожалеть бы нам всем потом, – он заглянул ей в глаза. – Скажите, не томите себя. Вам легче станет.
Она заколебалась, но тут же вырвала свою руку из Витькиной:
– Прощайте…
Подошел трамвай. Нина побежала, прыгнула на подножку. Набирая ход, трамвай двинулся к Инженерному замку. Витька помахал Нине рукой и ушел. На человека в длинной кавалерийской шинели, который вскочил в первый вагон того же самого трамвая, Витька не обратил ни малейшего внимания. То ли издали не узнал, то ли просто не заметил.