Повесть об уголовном розыске [Рожденная революцией - Страница 93

– Ваши предложения? – спросил Сергеев.

– У меня их нет… Пока нет, – уточнил Коля.

– Да… – Сергеев пожал плечами: – Плохо. Первый день уже на исходе.

Все молчали. Если бы эти слова произнес не Сергеев, а кто-нибудь другой, они вызвали бы бурю гнева и поток возражений. Но Сергеев был из своих свой. Он знал, что такое зловещий посвист бандитских пуль, бессонные ночи и горечь поражения. Он был товарищем по борьбе. С ним незачем было спорить, его незачем было уговаривать, что дела не так плохи, как кажутся, и в конечном счете все образуется. Дела были плохи, очень плохи, и все это отлично понимали. По горячим следам преступление раскрыть не удалось, а это обещало затяжной и трудный розыск, ибо с каждой следующей минутой время все больше и больше склоняло чашу весов в пользу преступников или преступника, оставляя уголовный розыск в болоте неведения, лихорадки и ложных бесперспективных направлений, которые все равно необходимо отрабатывать, но которые – и все это знали – к успеху не приведут.

– Завтра я должен услышать от вас совершенно четко, – сказал Сергеев, – какое направление, какую версию вы считаете, наиболее перспективной. На ее отработку я прошу тебя, Бушмакин, поставить лучших людей. – Сергеев посмотрел на Колю. – И последнее. Рабочим выдадим деньги на шесть дней. Если в течение этого времени вы окажетесь несостоятельными, – вы будете нести ответственность за все дальнейшее. Не говорю о моральном уроне, о подрыве авторитета Советской власти и доверия к ней, не забывайте, есть еще и заказ. Заказ флота под угрозой срыва! Этого допустить нельзя. До завтра. – Сергеев ушел.

Воцарилось молчание. Дым от дешевых папирос – «гвоздиков», как их называли оперативники, свивался под потолком в затейливое облако.

– Какие будут мнения? – наконец спросил Бушмакин.

– Колычева бы сейчас послушать, – с тоской сказала Маруська. – Вот была голова.

Нил Алексеевич Колычев умер в декабре 1931 года – внезапно, в своем кабинете, как писала газета управления, умер на боевом посту. Похоронили его почетно, с трехкратным оружейным салютом и речами. Когда у Елизаветы Меркурьевны спросили, какой бы она хотела видеть памятник на могиле мужа, она молча кивнула в сторону скромных обелисков со звездочками, которые возвышались над могилами Гриши, Никиты и Васи. Доложили Кузьмичеву. Он долго раздумывал, потом сказал:

– Уважьте блажь старухи. Только без звездочки.

Памятник установили, а весной, когда Коля приехал на кладбище, чтобы поправить осевший холмик, он увидел, что обелиск Колычева венчает красная пятиконечная звезда. Так она и осталась на памятнике – вопреки мнению товарища Кузьмичева.

– Да, – нахмурился Бушмакин. – Я бы тоже очень охотно выслушал мнение Нила Алексеевича. Но что толку о несбыточном мечтать?

– Я все время задаю себе вопрос, – задумчиво сказал Коля. – Почему два человека убиты выстрелами в затылок, один в переносицу, а владелец оружия, которым совершено убийство, застрелен в сердце?

– Тебя механика этого дела интересует, что ли? – спросила Маруська.

– Ответить на мой вопрос – это значит восстановить картину нападения.

– Увидеть своими глазами, – добавил Витька. – Хорошо бы.

– Особенно хорошо – увидеть, где деньги лежат, – насмешливо сказала Маруська. – Давайте лучше об уликах поговорим, это полезнее будет.

– Не знаю, не знаю, – Бушмакин с уважением посмотрел на Колю. – Воображение для нашего брата – хлеб. Вроде как для писателя или поэта.

– Я твою насмешку отвергаю, – повернулся Коля к Маруське. – Если ты хочешь работать со мной по этому делу, – шутки в сторону.

– Есть! – улыбнулась Маруська. – Кого еще берешь в опергруппу?

Коля встретился с умоляющим взглядом Витьки и тоже улыбнулся:

– Ну как мы без него?

– Семейственность разводите, – проворчал Бушмакин. – Ладно. Был бы результат.

* * *

Еще раз осмотрели помещение кассы. Коля тщательно измерил все расстояния – между трупами, от каждого трупа до стены, окон и дверей. Маруська записывала. Витька пока только глазел.

– Какие предложения? – спросил Коля. – Давай, Витя, не стесняйся.

Витька покраснел:

– В пределах инструкции, товарищ начальник. Ну, чтобы за номерами похищенных купюр следили по торговым заведениям, – мало ли? Не исключен крупный выброс похищенных денег. В малинах зацепиться надо – может, кто и обронит нужное нам слово.

– Ничего, – кивнул Коля. – Мыслишь немного привычно, но инструкции тоже надо выполнять.

– Спиноза ты… – Маруська насмешливо-ласково взглянула на Витьку. – Эммануил Кант. Говоришь, как пишешь. Одна загвоздка: надо, чтобы фигурант начал тратить деньги. И чтобы он имел болтливый язык.

– Верно. – Коля улыбнулся: – Ты, Витька, не обижайся, научишься еще. Сам подумай: преступление это совершено, прямо скажем, талантливо. А ты предполагаешь, что потом преступники будут действовать бездарно. Это неверно, учти. Мы как должны мыслить? А так, что все их дальнейшие поступки будут на таком же высоком, хитром, затейливом уровне. Тогда мы не ошибемся. Все записала? Что получается?

Маруська осмотрелась:

– В момент первого выстрела преступник с наганом вахтера Куликова стоял у окна.

Коля развернул план и отметил.

– Кассир Анисимов, Тихоныч, – продолжала Маруська, – сидел за столом, вот так, – показала Маруська, – и наверняка распаковывал мешок с деньгами, других предположений у меня пока нет. Выстрел. Тихоныч рухнул, а преступник в то же мгновение саданул в затылок Евстигнееву, младшему кассиру. Он вот здесь стоял. – Маруська подошла к дверям.