– По рыжью работаем, – улыбнулась Маша. – А вы – по портянкам?
– Ишь… – обиделся второй. – Она нас ни во что не ставит, стервь.
– А ты ведешь себя, как рогатик, – сказала Маша. – Чего мне с тобой куликать? Пошли, Коля.
– Свидимся еще, – многообещающе сказал Скуластый. – Так придете?
– Как дело позволит, – отозвался Коля.
Бандиты ушли.
– Шмакодявки паршивые, – выругался Коля. – А Серафим не Спиноза, ей-богу. Послал проверить, знаем ли мы жаргон. Уж мог сообразить: если подосланы, то и обучены…
– Он так и думает, – спокойно сказала Маша. – Ты его недооцениваешь. Пока идет самая примитивная, поверхностная проверка. Главное – впереди.
Серафим встретил их на пороге горницы – сладкий, улыбающийся, в новой рясе, с золоченым наперсным крестом.
– Милости просим, – он галантно подвинул Маше стул, протянул чашку: – Будьте хозяйкой.
На столе пыхтел начищенный самовар. Когда Маша стала разливать чай, Коля сказал:
– В Ленинграде жизнь сейчас нелегкая, это верно, но покойников там не едят…
– Хрикаделек и котлетов из них не делают, – кивнула Маша.
– Не понял, – насторожился Серафим, разгрызая огромный кусок сахара.
– Когда мы с поезда сошли, к Маше косоротая старуха подвернула, – начал Коля, внимательно наблюдая за священником. – Так вот она и сказала про эти самые хрикадельки.
– А я, собственно, при чем? – повысил голос Серафим.
– Рассуждаем согласно науке логики, – сказал Коля. – Слово «фрикадельки» явно не деревенское. От кого могла слышать старуха это слово применительно к обстановке в Ленинграде?
– От любого проезжего, раз она по вокзалам шляется, – не слишком уверенно заявил Серафим.
– Верно, – согласилась Маша. – Только мне сдается, она про этих покойников на проповеди в церкви слышала, или я ошиблась?
По сузившимся глазам священника Маша поняла, что угадала.
– Глупо, батюшка. Эдак, и в ГПУ загреметь можно…
– Уж не ты ли меня туда отправить хочешь? – На лбу Серафима выступили мелкие бисеринки пота. – Не пойму я тебя, отрок. А когда я не понимаю человека, я его боюсь. А когда боюсь, я его…
– Спрячь пистолет, дуралей, – грубо сказал Коля, хотя Серафим никакого пистолета и не доставал. – Он же у тебя под рясой! И если хочешь тягаться – смотри! – Коля в долго секунды выдернул из-за пояса свой кольт и приставил ко лбу священника.
– Не гоже хозяина дома эдак честить, – криво улыбнулся Серафим. – Убери.
– То-то, – Коля спрятал кольт. – А то ходим вокруг да около. Не узнаю вас, батюшка.
– Ну, а если Арсений тебе все завещал, ты уж, верно, знаешь, как его кликали? В том, другом мире? – напрягся священник.
– Чинушей его кликали.
– Ладно, – кивнул Серафим. – Это ты и от милиции узнать мог, не велика задача. Не обижайтесь, гости дорогие, но я вам назначу испытание. Выдержите – будет разговор. Не выдержите… – Серафим развел руками.
– Тогда ваши, ну те, с черными ленточками, дырок нам понаделают, – сказала Маша. – Не опровергайте, батюшка, не трудитесь. Мы ведь битые, понимаем, что к чему. О чем речь?
– Да пустяки, – улыбнулся священник. – Кресты носите?
– Какой же блатяк без креста? – удивился и обиделся Коля. – Маша, покажи…
– Не надо, не надо, – запротестовал священник. – Не в крестах дело. Вы ведь, небось, не венчаны в церкви, не до того вам было?
– Верно, не до того… – Коля переглянулся с Машей.
– Вы нас повенчаете? – радостно крикнула Маша. – Вот славно! Я так мечтала.
– Повенчаю. Вот вам и проверка будет.
– Не понимаю, – сказал Коля.
– Все поймешь, – прищурился Серафим. – Потерпи.
Под вечер Коля обнаружил слежку. Случилось это так: он вышел на крыльцо поповского дома покурить и увидел на другой стороне площади мужика, который стоял и щелкал семечки. Мужик не скрывал своих намерений – он уставился на Колю и даже подмигнул ему.
«Ах ты, мать честная. – Коля даже почесал в затылке. – Чертов поп…»
Он сошел с крыльца, двинулся к околице. Мужик не отставал. Коля повернул назад. Мужик – следом. Коля вошел в дом. Серафим читал какой-то журнал.
– Так мы не уславливались, – с сердцем сказал Коля.
– Как? – из-под очков посмотрел Серафим.
– Кто этот «фраер», который топает за мной по пятам?
– Ах, этот, – махнул рукой Серафим. – Охрана твоя, Коленька. Твоя и жены твоей. Епифаном звать. Надежный мужик.
– Не нуждаемся!
– Не скажи. Маша сама пожаловалась на тех, с черными ленточками. Время лихое, мне жаль будет, если тебя обидят. Не обессудь.
– Не валяйте дурака, батюшка! – рассердился Коля. – Ваше недоверие меня обижает.
– А вот заслужишь доверие – оно и по-другому обернется, – Серафим снова углубился в журнал, и Коля понял, что спорить бесполезно.
– Черт с вами. – Коля снова вышел на крыльцо, набросив на плечо пиджак. Епифан стоял на том же самом месте и грыз семечки. Коля достал часы: до семи вечера оставалось совсем немного. «Интересно, – подумал Коля, – каким это образом Басаргин избавит меня от этого дурака? Посмотрим».
Спустя час он уже осторожно стучал в ставень Тихоновой избы.
– Входи, – дверь открыл Тихон – огромный, как многие мужики в Грели, с окладистой черной бородой и копной нечесаных волос. – Ждут тебя.
Коля вошел в горницу. Басаргин прикрутил фитиль керосиновой лампы:
– Чисто было?
– Вполне. Как удалось?
– Секрет, – улыбнулся Басаргин и добавил: – Послал ребят с четвертью самогона. Отвлекли его. Ну, первый стакан, само собой, ему силком влили, а остальные он собственноручно принял. Спит, касатик.
– Как объясняешь открытую слежку?