Спустя час Николаю Федоровичу позвонил Лабковский и попросил о встрече. Разговаривали на той же скамейке, в сквере на Советской площади.
– Бородаев неспроста интересуется Володиным, – сказал Лабковский. – Володин дружит с Зиной, а она отвечает за особую кладовую.
– Тогда почему он их поссорил? Из вашего рассказа получается именно так?
– Я их разговора не слышал. Шумно на улице. Я стоял на другой стороне. Но по мимике и жестам я точно понял – поссорились они. Зрение у меня стопроцентное!
…Через полчаса Николай Федорович ознакомился с подробным донесением старшего бригады, которая вела наблюдение за Бородаевым. Оно полностью совпадало с рассказом Лабковского. Кроме письменного донесения, старший представил кинопленку, на которой была запечатлена встреча. Пленку просмотрели все сотрудники оперативной группы. Когда зажгли свет, Миронов сказал:
– Они подбираются к парню. Это, как говорится, медицинский факт.
– А Зина Ананьева? – Эта мысль все время не давала Николаю Федоровичу покоя. – Почему они так с ней обошлись?
– Значит, она им не нужна, – сделал вывод Миронов.
– Выходит, они пойдут на то, чтобы напасть на машину Володина и перебить охрану, – предположил Смирнов.
– Вряд ли, – пожал плечами Геннадий. – Слишком дерзко.
– В Ростове тоже было «слишком дерзко», все помнят, – заметил Миронов. – Я считаю, что перевозку основной партии золота нужно незаметно подстраховать.
– Добро, – согласился Николай Федорович. – Давайте посмотрим пленку еще раз.
Погас свет. На экране появились Виктор, Зина и Бородаев. Они разговаривали о чем-то, видно было, что разговор неприятный. Выехал «автозак», Бородаев снял кепку.
– Куда он смотрит? – вдруг спросил Николай Федорович.
– Кто? – удивился Миронов.
– Бородаев. Видели, как он кепку снял? Зачем? Обычай этот воровской, очень старый, давно забытый. Зачем он это сделал? Еще раз, пожалуйста… – Застрекотал проектор. Было хорошо видно, как Бородаев отвел взгляд от Виктора и посмотрел куда-то в сторону.
– Обратили внимание на его глаза? – задумчиво спросил Николай Федорович. – Он видит кого-то. Но кого?
– Нужно составить точный план места, – предложил Смирнов. – А потом попытаться выяснить, кто там стоял.
– Если сообщник – безнадежно, – сказал Николай Федорович. – То у меня есть одна догадка. Сделайте план, и прошу ко мне!
План принесли через час. Выходило, что Бородаев смотрел на какого-то человека или на какой-то предмет, который находился на другой стороне Новослободской улицы, около входа в «Продмаг».
– Кто? – Миронов начал возбужденно вышагивать по кабинету. – Кто там стоял? Может, ключ ко всей операции именно здесь!
– Не совсем ключ, – Николай Федорович открыл сейф, вынул папку с делом. – Но в какой-то степени это важно. Вот сообщение Лабковского, которое я оформил рапортом. Он рассказал, что наблюдал за Бородаевым и Володиным именно с этого места: угол Новослободской и Лесной. – Николай Федорович внимательно посмотрел на сотрудников: – Вывод?
– Бородаев видел Лабковского, – пожал плечами Геннадий. – Ну и что?
– А как Бородаев вел себя потом? Как ни в чем не бывало! Еще вывод!
– Может быть, он хотел, чтобы Лабковский видел его действия? – неуверенно сказал Смирнов.
– Именно! – обрадовался Николай Федорович. – Хотел! И очень! А почему? А потому, что был уверен: Лабковский сообщит обо всем этом куда надо. Нам!
– Зачем же им это нужно? – удивленно спросил Смирнов.
– Ответить на этот вопрос – значит вплотную подойти к решению задачи. Ясно одно: Лабковского они раскусили и ведут какую-то игру. Как быть?
– Сделаем вид, что ни о чем не догадываемся, – сказал Миронов. – Они должны думать, что их хитрость удалась. Мы же попытаемся разгадать смысл этого хода. И кроме того, считая себя, как говорится, на коне, они скорее ошибутся. При успехе самоконтроль ослабевает.
– Решили, – согласился Николай Федорович. – Лабковский – отводной маневр. Они должны верить, что наша ставка на него – серьезна. Теперь прошу подумать о настоящей кандидатуре. Нам нужен в их группе свой человек, тот, на кого мы по-настоящему сможем рассчитывать.
Иванов встретился с Бородаевым и Пашутиным обычным способом – в машине.
– За мной шел хвост, – сообщил Пашутин. – «Волга» МОС – тринадцать двадцать один.
– А сейчас? – Иванов с тревогой посмотрел в зеркало заднего вида.
– Что вы, начальник, – усмехнулся Пашутин. – Разве я позволю. Чисто.
– Володин – так себе, – сказал Бородаев. – Слабак. Из нынешних хиповых мальчиков. Хотят, стервецы, сладко жить, вкусно есть и пить. А рук марать не желают. Лично я против него. Он может нас продать в самый ответственный момент.
– Ладно, – раздраженно сказал Иванов. – Руководит «Санько», а наше с вами дело исполнять приказы точно и в срок. Ты, Пашутин, в армии служил?
– Я на фронте был. Я ведь впервые сразу после войны сел по недоразумению. Иду по путям, а там какие-то фраера соль с платформы тянут. Ну, меня стрелки охраны цап! Я говорю: не виноват я! Они мне карманы вывернули, а у меня там пыль соляная. А я накануне пачку соли с толкучки принес. За ботинки выменял. Ну и дали мне на всю катушку.
– Что Лабковский? – спросил Иванов. – Контачит с Петровкой, тридцать восемь?
– Вроде нет, – ответил Бородаев. – На Петровку не ходил, но с каким-то дедом на Советской площади встретился, разговаривал. Деду сто лет в обед, он не оттуда, это факт. А возле Бутырки Лабковский меня видел, я все сделал, как вы велели.
– Значит, еще донесет, коли пока не донес. – Теперь так: ты, Пашутин, свою биографию, которую мне сейчас рассказал, запомни. Повторишь ее в милиции. Понял?