– Брось свою штуку, – приказала Шура. – Я тебя честно предупредила. Не шевелись! – крикнула она, когда Генка начал поворачивать голову. – Разожми ладони, а то выстрелю!
Генка мог бы подстрелить ее: пистолет был на боевом взводе, патрон – в патроннике, только спусковой крючок нажать. Но он не нажал. Он подумал, что почти наверняка убьет ее, а права на это, несмотря ни на что, у него нет.
«Хлюпик вы, Геннадий Николаевич, – горько подумал он о себе. – Сентиментальный хлюпик, это уж совсем теперь ясно, и погибнете вы через эту свою гнусную черту, как пить дать погибнете». Пистолет упал на пол с глухим стуком.
– Отойди! – скомандовала Шура. Она шагнула вперед, подобрала пистолет. – Сядь! Вот там! – Она ткнула дулом ружья в сторону кровати. Генка послушно сел.
– Лучше бы ты убил меня, – с ненавистью сказала Шура. – Я же вижу: на совесть мою надавить хочешь… А я не пионерка! Сам виноват, сам!
Генка промолчал. В комнату вошел Семен, кивнул Шуре, спросил, улыбаясь:
– Чего вооружилась?
– Это из милиции, – ровным голосом сказала Шура. – Ему приказали тебя убить.
– Иди ты, – изумился Бойко. Он подошел вплотную к Генке, спросил, вглядываясь: – Зовут-то как? Кого поминать? – И добавил, покрутив головой: – Жестокие вы люди, милиционеры. Человек, можно сказать, второй раз родился, а вы? Иди в залу.
Генка отвернулся.
– Не пойдешь – здесь убью, – равнодушно сказал Семен. – Вот прямо сейчас и убью. – Он вынул «ТТ». – Вот видишь? – Улыбаясь, он направил ствол в голову Генке и начал давить на спусковой крючок. Курок медленно пополз вверх. – Не переборщи, милый, – Семен продолжал улыбаться. – Бах – и нет тебя. А так – с нами посидишь, выпьешь, закусишь напоследок. И я лично стрелять в тебя не стану – слово Сени! Я тебя немцам сдам, пусть они что хотят, то с тобой и делают, правда, Шура?
– Сволочь ты все же, Сенька, – сказала она.
– А что же мне после стольких переживаний делать? – со слезой в голосе спросил Бойко. – Надорвата у меня душа, а кто виноват? Вот такие, как он, всю нашу жизнь поломали – отравили…
Генка вошел в «залу». Родителей Бойко не было. На диване под зеркалом сидела Таня.
– Гена, – сказала она, и губы у нее задрожали. – Гена.
Он рванулся к ней, но Мелентьев выставил ногу, и Генка рухнул на пол, вытянувшись во весь рост.
– В чем дело? – Мелентьев посмотрел на Семена. – Кто это?
– Из уголовки. Нас разыскивает. Кто он тебе? – обратился к Тане Семен.
Таня опустилась на пол рядом с Генкой и, поддерживая его голову, говорила, всхлипывая:
– Гена. Очнись, Гена.
– Кто он тебе? – Семен ударил Таню ногой, она вскрикнула. Генка пришел в себя, попытался встать. Мелентьев помог ему и тоже спросил:
– Вы знаете эту девушку?
Генка нашел взглядом Шуру и молча покачал головой.
– Он все равно ничего не скажет, – заметил Мелентьев. – Выведи его во двор и сразу возвращайся назад. Дело есть.
– Я его немцам сдам! – сказал Семен. – Сами посудите: такой человек – им подарок, а нам – выгода.
– Делай, что говорю, – повысил голос Мелентьев.
– Ладно, – Семен толкнул Генку к дверям. – Не хочешь говорить – так умрешь. – Он передернул затвор автомата.
– Нет! Нет!!! – Таня с криком повисла у Генки на плече. – Не троньте, не троньте его!
– Перестань, – тихо сказал Генка. – Кого просишь? Молчи.
Он повернулся к Семену, сказал с усмешкой:
– А ты, Бойко, круглый дурак. Сотоварищ твой – английский шпион, он наверняка будет работать против немцев, понял? И тебя заложит, уж ты не сомневайся.
Семен взглянул на Мелентьева и отскочил в угол комнаты.
– А ну, подойди к менту, – приказал он Мелентьеву.
– Семен, – растерялся тот. – Ты чего? Он все врет!
– Я по твоей роже вижу, как он врет! – яростно заорал Семен. – Все вы тут собрались Сеню извести! Только хрен вам! Сеня первый вас и продаст и купит!
– Ты болван, – тихо и зло сказал Мелентьев. – Сколько тебе заплатят немцы? И чем? Оккупационными марками? Золото можешь получить, подумай, дурак! Не сделай глупости!
– Где твоя Англия, а где немцы? Я что, слепой совсем?
Вошли супруги Бойко.
– Мать! – крикнул Семен. – Давай, тащи хлеб-соль! Отец! Волоки чистое полотенце!
– Как скажешь, Сенечка, – послушно кивнула мать.
– Шурка! – продолжал Семен. – Немцы войдут – ты им хлеб-соль поднесешь. А я за тобой следом – этих двоих. – Он покосился на Мелентьева и Генку. – То-то выйдет славный подарочек! – Он даже потер ладони от удовольствия. – Молодец, Семен! Голова! Шурка! Держи автомат! С этих двоих глаз не спускай! А я сейчас. Переоденусь. – Он вышел в соседнюю комнату.
Шура взяла автомат. С каждой минутой она все больше и больше мрачнела.
– А вы лихо превратили меня в своего союзника, – шепнул Генке Мелентьев. – Профессионально.
– Вы мне не союзник, – с отвращением сказал Генка. – Вы обыкновенный подонок. Грязная свинья.
– Не ругайтесь, молодой человек, – вздохнул Мелентьев. – Мне Советскую власть любить не за что. Я просто подумал: если из всех щелей вылезли теперь такие, как Семен, – что же такое немцы? И их новый порядок? Какая страшная ночь наступает, какая ночь.
– Вы же якшались с ним, – не утерпел Генка.
– Да, – кивнул Мелентьев. – Ради дела можно якшаться с кем угодно. Вы этого не поняли и провалились. Глупо. Наши страны – союзники, а мы с вами – враги.
– Бесполезный разговор, – буркнул Генка.
– Что же будет, Гена? – тихо спросила Таня.
– Умрем, милая барышня, – вздохнул Мелентьев. – Это, как я догадываюсь, ваш жених? Не давите ему на психику, иначе он наделает глупостей.