– Слава богу, – вздохнула Таня. – Я очень, очень беспокоилась об этом. Но раз вы говорите… Я вам верю.
– Таня, – вдруг решилась Маша. – Допустим на секунду, что его оставили. Нет-нет, я только предполагаю. Да, это очень опасно. Но город пуст. Гена работает здесь всего месяц. Его никто не знает!
Таня покачала головой:
– Его знает мой отец. Знает и ненавидит. И выдаст его при первой возможности, – Таня снова зарыдала.
– Перестань, девочка. Не нужно, – Маша ласково провела ладонью по ее волосам. – Если ты уверена, что твой отец предатель, не плакать нужно.
– А что же? – Таня достала платок, начала вытирать слезы.
– Подумай сама. Только не слишком долго. Потому что времени нам с тобой отпущено очень мало.
Человек, о котором несколько часов назад начальник РОМ рассказал Генке как об «опаснейшем преступнике, приговоренном военным трибуналом за шпионаж», сидел в подвале, в одном из домов главной улицы города. Он понимал, что в суматохе отступления его вряд ли станут искать, а если и станут, то значительных сил все равно выделить не смогут. Но, избавившись от прямой и непосредственной угрозы смерти, он не хотел рисковать даже в самой малой степени. «Береженого и бог бережет», – повторял он про себя, изредка выглядывая в грязное подвальное окошко. Он видел, как уходили горожане, увидел и последний ЗИС-5, на котором промчалась команда саперов. Их военную профессию он определил по нескольким ящикам тола и моткам бикфордова шнура, который висел у двух красноармейцев через плечо. Улица опустела. И тогда, переждав для верности еще полчаса, он выбрался из подвала и уверенно зашагал в сторону городского рынка. Нужный ему дом находился там.
Он поднялся по скрипучей деревянной лестнице и в полутьме крыльца с удовольствием отыскал глазами блестящую черную вывеску с золотыми буквами: «Врач Попов А.А. Прием больных ежедневно, кроме воскресенья, с 11 до 18».
Дверь открыл сам доктор – маленький, щупленький человек с тщательно подстриженной щеточкой усов под горбатым носом. В руке доктор держал веник.
– Простите! – Он подслеповато посмотрел на неожиданного посетителя. – Приема нет.
– Алексей Александрович?
– Да. А вы, простите?
– Я Мелентьев Виктор Ильич. У меня, вероятно, воспаление среднего уха, страшная резь.
Попов всмотрелся в лицо Мелентьева и отошел в сторону:
– Пройдите.
Они вошли в кабинет. Это был обычный докторский кабинет с неизбежным зеркалом над диваном, белым шкафчиком с хирургическим инструментом и картиной в простенке: розовощекая Диана похищала бледного и худосочного Эндимиона.
– Хорошая картина, – заметил Мелентьев.
– Дрянь, – сказал Попов. – Плохая копия. Какими судьбами, коллега?
– Неисповедимыми. Пять часов назад я находился в камере смертников, нас везли для исполнения приговора. Вы что, не оповещены о моем провале?
– Оповещен. Но не мог же я пристрелить вас прямо на пороге своего дома? Тихо! – Он повел дулом пистолета. – Сядьте. Каким образом вы здесь? И сколько чекистов снаружи?
Мелентьев вздохнул и покачал головой:
– У вас профессиональный психоз, коллега. Если я не выдал вас на следствии, какой мне резон это делать теперь? И о каких, собственно, чекистах вы изволите толковать? В городе вот-вот появятся немцы!
Попов опустил пистолет, тыльной стороной ладони вытер пот, обильно выступивший на лбу:
– Вы правы. У меня просто сдают нервы. Простите меня.
– Пустое. Какие у вас планы, доктор?
– Будем работать. Подумайте о форме легализации, о прикрытии. Несколько дней можете прожить у меня. В суматохе это незаметно.
Мелентьев улыбнулся:
– Если я правильно понял, работать мы будем отнюдь не на немцев?
– Вы правильно поняли.
– Забавно. – Мелентьев рассмеялся. – Советы хотели меня шлепнуть, а я буду им помогать? Я – дворянин, белый офицер, идейный борец?
– Что поделаешь! – Доктор пожал плечами: – Вы интеллигентный человек. Вы же знаете: в политике вчерашний враг – лучший друг сегодня. Мы, англичане, всегда это понимали лучше других.
– Так вы… – протянул Мелентьев. – Теперь понятно.
– Ну и слава богу, – улыбнулся доктор. – Куда вы? Выходить небезопасно.
– Вместе со мной бежал Семен Бойко, бандит, – сказал Мелентьев. – Судя по всему, теперь он займет значительное положение. Контакт с ним пригодится нам с вами.
– По-моему, это неразумно, – заметил Попов. – Впрочем, он все равно вас знает. Хорошо. Можете встретиться. Если почувствуете, что он опасен, ликвидируйте. Вы спаслись вдвоем?
– Была еще одна женщина. Но она не в счет. Так… Пустая бабенка.
– Когда у вас встреча с Бойко? И где?
– У него дома. Через полчаса.
– Возьмите, – Попов передал Мелентьеву пистолет. – Успеха вам.
Семен Бойко и Клавдия Боровкова – «пустая бабенка», как назвал ее Мелентьев, отсиживались в квартире, которую жильцы оставили совсем недавно: на кухонной плите еще попыхивал паром горячий чайник.
Бойко выжидал, пока последние беженцы и последние красноармейцы покинут улицу.
Он выглянул в окно:
– Все. Можем двигаться.
Взяв автомат, он надел серый макинтош начальника конвоя – на груди багровой кляксой расплылось пятно крови.
Шли, прижимаясь к стенам домов. Прятаться было не от кого, но въевшаяся в плоть и кровь привычка «зека» «не маячить» делала свое дело и помимо воли заставляла идти крадучись…
Семен шел впереди. Длинный макинтош заплетался у него в ногах, мешал, и Семен каждую минуту раздраженно отбрасывал то правую, то левую полу.
– Ты сними его, – посоветовала Клавдия.
– Ну и дура, – сказал он злобно. – В такой одеже я неприметен, пойми, если ума нет.