– Удобно-то как, – сказала Маша. – Все рядом, все под боком. Ты заметил – в нашем доме, внизу – диетический магазин. Буду кормить тебя манными котлетами. Или морковными.
– Хочу в Гнездниковский сходить, – сказал Коля. – Трепанова вспомнить, Афиногена. Надо бы нам вместе побродить по старым местам…
– А у тебя найдется время? – с недоверием спросила Маша.
– Я постараюсь найти. Мы ведь ради будущего живем. Значит, должны помнить прошлое. А то ведь порвется связь времен. – Коля улыбнулся.
Весь вечер они бродили по Москве, и прошлое возвращалось к ним случайно запомнившимся поворотом улицы, знакомым домом на перекрестке. Прошлое уводило их в заснеженную, нетопленную, голодную Москву 1919 года. И они шли среди улыбающихся, счастливых людей, среди потока новеньких, поблескивающих свежим лаком «эмок» и «зисов», мимо сверкающих витрин, но им казалось, что вот сейчас, через секунду вывернет из-за угла черный автомобиль Кутькова, и безжалостные бандитские маузеры полоснут вдоль тротуара тяжелым, не знающим пощады свинцом.
– Вот здесь мы настигли Кутькова. Помнишь?
Маша молча кивнула.
– Двадцать один год прошел, а кажется – это было вчера. А все-таки основное мы сделали. Профессиональной преступности больше нет.
– Сколько же еще времени уйдет, пока вы справитесь с непрофессиональной? – вздохнула Маша. – Когда-то ты сказал: «Вот пройдет десять лет, и мы выпустим из тюрьмы последнего жулика…»
– Нам много чего казалось десять лет назад. Не все мечты сбываются, Маша. Сейчас я скажу тебе так: полное уничтожение преступности – дело не одного поколения. Думаю, что решающее слово в этом будет принадлежать не милиции и вообще не административным органам. Социальный прогресс и только он один подорвет основы всякой преступности вообще. А мы… Мы добьем ее остатки, вот и все.
– Когда же это будет?
– А вот это в какой-то степени зависит и от нас с тобой, – улыбнулся Коля. – Работать надо, друг мой. В поте лица!
На следующий день с утра Маша уехала в гороно – нужно было подыскать работу. У Коли был в запасе еще один день – в управление он должен был явиться только завтра. И Коля решил побродить по букинистическим магазинам – вот уже пять лет он настойчиво, с любовью собирал библиотеку из академических изданий. Но его замыслу не суждено было сбыться: в тот момент, когда он, уже одетый, стоял на лестничной площадке и закрывал двери квартиры, подъехал лифт и Виктор, выйдя из лифта, крикнул:
– Николай Федорович, машина внизу, хорошо, что я вас застал… – В служебной обстановке Виктор никогда не позволял себе называть Колю на «ты».
– Случилось что-нибудь?
– Я получил сообщение. Сегодня в двадцать три часа будет ограблен магазин на Масловке. Ювелирный, между прочим.
Шофер вырулил со двора, и «эмка», набирая скорость, помчалась к Петровке.
– Источник надежный? – спросил Коля. – Можно верить?
– Считаю, что можно. Это Агеев. Парню двадцать пять лет, токарь, с ворьем спутался случайно. Я пытаюсь ему помочь, да он и сам все понимает, хочет с этим делом «завязать».
– Я могу с ним встретиться?
– Исключено, – Виктор покачал головой. – Он позвонил, сказал, что на связь выйти больше не может, за ним следят, видимо, подозревают, а может, просто перестраховываются. Сказал – оторвется от группы после дела.
– Плохо. Ему нельзя принимать участие в краже. Ты запомни это, Виктор, на будущее.
– Всегда придерживался и придерживаюсь этого принципа, – сказал Виктор. – Я людей на преступление никогда не толкаю. Даже ради самой успешной реализации. Парень смелый, крепкий, выкрутится.
– Ну, дай бог! – кивнул Коля. – Чего мы стоим?
Водитель включил сирену, но регулировщик на перекрестке нервно замахал жезлом и вдруг, встав по стойке «смирно», взял под козырек. Через перекресток промчался огромный «майбах» с флажком на крыле – на красном поле белый круг с черным изломанным крестом.
– Посол Германии Шуленбург, – сказал Виктор. – Ишь, какой почет. Ты как относишься к пакту?
– Сказать по чести, – сложно, – отозвался Коля. – Я вроде и понимаю его необходимость, а сердцем принять не могу. У большевиков с фашистами не было и не может быть ничего общего.
– А я смотрю на этот пакт просто, – продолжал Виктор. – Дает он нам хоть какую-нибудь выгоду, – и спасибо! Больше он нас не касается. Разговоры о том, что-де Германия – теперь лучший наш друг, потому что Молотов с Гитлером за ручку поздоровался, – я отметаю! Я – солдат. В случае чего, я буду убивать, как бешеных собак, этих коричневых крыс, детоубийц. Я их видел в Испании. Скажу одно, Коля: их надо стереть с лица земли. – Виктор побледнел, его руки, сложенные на коленях, нервно вздрагивали. – Давай, нажми, – наклонился он к шоферу.
…«Эмка» остановилась перед роскошно оформленной витриной ювелирного магазина. Она ломилась от обилия золотой и серебряной посуды, колец, серег, часов.
– Ты жене никогда таких побрякушек не дарил? – спросил Виктор.
– Она не елка. – Коля вошел в магазин.
– Директор магазина – человек проверенный. Говорить с ним можно откровенно. Только он шутник, так что не реагируй, – Виктор постучал в дверь, на которой красовалась черная с золотом табличка: «Директор».
– Я занят! – послышалось из-за двери.
Виктор нажал затейливую бронзовую ручку. Директор сидел за огромным столом и ел сухую колбасу, запивая ее пивом.
– Вы мне помереть в случае чего дадите? – с легким раздражением спросил он. – Что стряслось?
Коля с уважением посмотрел на орден боевого Красного Знамени, прикрепленный над левым карманом директорской гимнастерки.