Повесть об уголовном розыске [Рожденная революцией - Страница 11

Все это Коля определил методом личного наблюдения и исследования, впрочем, подобная терминология в этот момент ему в голову, конечно, не приходила, и он пока даже думать не мог, что спустя самое непродолжительное время слова «наблюдение», «расследование», «метод» надолго, если не на всю жизнь, станут самыми употребительными в его лексиконе.

Коля отвернул кран в ванной и пустил воду. Долго думал – зачем второй кран, если идет точно такая же вода? Потом догадался: печка. Если ее протопить, из левого крана с красной шишечкой потечет горячая…

Уборная с белым унитазом привела его в восторг. Коля пять раз подряд спустил воду, каждый раз замирая от восхищения. За этим увлекательным занятием его и застала соседка Маруська.

Была она лет девятнадцати, румяная, с льняными волосами, высокой грудью – типичная петроградская деваха. На ней были туфли с пряжками-бантами. В левой руке она держала корзинку с яблоками, а в правой – мужской зонтик с загнутой ручкой.

– Ну и как? – подбоченясь, осведомилась Маруська. – Льется?

– Льется… – послушно сказал Коля и зачем-то спрятал руки за спину.

– Ну и кто же ты такой? – продолжала она допрашивать.

– Грельские мы, – объяснил Коля. – Из-под Пскова мы…

– Ага… А сюда ты как попал?

– А меня Бушмакин подобрал.

– Тоже мне, пятиалтынный, – сказала Маруська презрительно. – Он валяется, а его подобрали. Чудной твой Бушмакин, вот что я тебе скажу! Я ему говорю: выходи за меня замуж!

– А он? – заинтересовался Коля.

– А он говорит: соплива ты больно, – Маруська даже фыркнула от обиды.

– А ты чего?

– А я – через плечо! – обозлилась она. – Ты женат?

– Нет…

– Ну, женихом будешь. Неси зонтик в мою комнату, яблоко получишь.

Коля послушно поплелся за ней, по дороге разглядывая зонтик и пытаясь понять, для чего он, собственно, предназначен.

В комнате, обставленной еще беднее бушмакинской, Маруська спросила:

– Ты хоть с бабами дело когда имел?

– Не-е, – Коля покраснел. – Стыдно это…

– Сты-ыдно?! – изумилась она. – Ну и дурак! – Она смотрела на него смеющимися глазами, явно забавляясь его смущением.

Щелкнула входная дверь. Бушмакин крикнул с порога:

– Коля! Ты дома?

– Дома я, дома!! – отчаянно заорал Коля. – Здесь я!

– Так я и знал, – сказал Бушмакпн, входя в Маруськину комнату. – Совращаешь, бесстыжая?

– Вас не удалось, а уж этот – мой будет! – нахально сказала Маруська. – Угощайтесь яблочком!

– Благодарствуйте, – Бушмакин взял Колю за руку, спросил у Маруськи: – На завод чего не идешь?

– С завтрашнего, – устало сказала Маруська, развязывая платок. – А моих в деревне никого нет… Маманя, оказывается, полгода назад померла… Мне соседка сказала. А яблоки – из нашего сада. Вы берите всю корзину, я их все равно есть не могу… – Она зарыдала.

Хмурый Бушмакин вывел Колю в коридор:

– Отца ее во время штурма Зимнего убили. Он у нас на заводе работал. Мать с ними не жила, в деревню уехала еще года три назад. А Маруська отцу помогала, незаметно на токаря выучилась… Ты ее не обижай, понял?

– То не думай, то не обижай, – Коля пожал плечами.

– Как тебе объяснить, – задумчиво сказал Бушмакин. – Один от наглости людям морды бьет, другой от беззащитности в бесстыдство ударяется. Вот это у нее и есть. Скромная она в жизни и, как бы это сказать, – ранимая очень, понял?

На следующее утро Коля проснулся затемно. За дверью, в коридоре, орала Маруська:

– Бушмакин, эй, Бушмакин!

– Ну чего тебе, язва? – проснулся Бушмакин. Посмотрел на Колю, развел руками: вот, мол, наказание.

– Я стирать иду! – снова крикнула Маруська. – Давайте белье!

– Да ладно, – лениво сказал Бушмакин. – Мы уж сами. Вот ванную топить будем, тогда и постираем…

– А чем топить-то, дяденька? – насмешливо спросила Маруська. – Не хотите – как хотите, я пошла.

– Погоди… – Бушмакин, заскрипев дверцей платяного шкафа, бросил на пол узел с бельем. – Коля тебе поможет, донесет. – Бушмакин потянулся. – Я пока встану, поесть приготовлю, ладно?

Прачечная помещалась во дворе, в одноэтажном флигеле и когда-то обслуживала проживавших в бело-зеленом доме иностранцев. Теперь женщины со всего квартала ходили в эту прачечную стирать.

По дороге Маруська рассказала Коле, что рядом с нею всегда становится княжна Щербатова, а чуть позади – горничная бывшего председателя совета министров Горемыкина. Щербатова учится стирать – не старый режим, теперь никого не поэксплуатируешь, а горничная – та больше рассказывает истории из жизни высшего общества.

Вошли в прачечную. Она была неожиданно пуста, и Маруська в растерянности остановилась на пороге.

– Эй, есть кто-нибудь? – крикнула она.

Из-за деревянной перегородки, где складывали стиральные доски, вышла красноносая старушка в бойкой не по возрасту шляпке, помахала рукой:

– Бонжур, Мария. А что за галант с тобой?

– Горничная горемыкинская, – шепнула Маруська Коле. – Да вот, исподнее принесла, бабушка Виолетта.

– Неси назад, – хихикнула Виолетта. – Воды горячей нет, и теперь не будет долго.

– А как же стирать?

– А вот свергнем большевиков, – сказала Виолетта, – и все возвернется в лучшем виде: консомэ, бордо, бордели и старые шептуны в правительство – вроде моего хозяина. Слышь, девка… Чернь по всему городу водку жрет. Склады разбивают и жрут до чертиков. Ты сидела бы лучше дома, а то, не ровен час… Хотя защитник у тебя что надо.

– А вы? – Маруська с сомнением посмотрела на Виолетту.

– А на меня теперь и черт не польстится, – засмеялась та. – Слышь, девка, а Щербатову-то, княжну, убили вчера.