– Не усложняйте своей участи, Пермитин! Дом окружен.
Полетела кирпичная пыль. С оглушительным треском лопнула лампочка, в щепки разлетелся хохломской туесок на комоде за спиной у Коли. Маузер бил не переставая.
Коля отскочил.
– Давайте навалимся на него все разом, – сказала Маруська. – Мы его возьмем.
– Мертвого? – спросил Коля. – Он нам живой нужен.
Загремели засовы.
– Он черным ходом уйдет! – крикнул Витька. – Я на улицу!
– Давай! – Коля снова бросился в комнату. Пермитин стоял в боковом коридоре и, держа раскладной маузер в левой руке, правой открывал засовы черного хода.
– Бросай оружие! – Коля выстрелил, целясь в засов. Подумал: если повредить засов, Пермитин не сможет его открыть, и люди снаружи будут в безопасности.
Но Коля опоздал. Пермитин скрылся в дверном проеме. Раздался выстрел маузера, потом дважды хлопнул наган, и все покрыла отчаянная трель милицейского свистка.
Коля выскочил на улицу. Черный ход вел в подворотню. Здесь уже стояли Витька и остальные сотрудники группы задержания. Они держали на прицеле Пермитина.
– Бросай маузер, сволочь, – сказал кто-то.
Пермитин швырнул пистолет под ноги оперативникам и поднял руки.
– На Дворцовую его. И обыскать, – приказал Коля. – А мы здесь поищем. Все целы?
Витька отрицательно покачал головой и показал куда-то в сторону. Коля посмотрел и сжался: у стены сидел с наганом в руке постовой Лукьянов. Он был мертв. Коля подошел к нему вплотную, разжал пальцы, взял наган. В барабане не хватало двух патронов. «Что ж, друг, – горько подумал Коля, – недосмотрел ты своего „безобидного“ старика… Эх, друг, друг…»
Записку, которую Ровский передал Пермитину у «Спаса на крови», и еще две аналогичные нашли при личном обыске бывшего заводчика. Все три лежали в правом наружном кармане, скомканные, – по всему было видно, что сам Пермитин не придавал им никакого значения.
«Пока не смог, – стояло в первой записке. – Завтра – непременно. Жди на остановке у Казанского».
– Объясните содержание, – попросил Бушмакин.
Пермитин насмешливо покосился:
– А я и сам ничего не понял, уважаемый. Васька Ровский на старости лет дурковатый стал. У него спросите.
– Спросим.
Конвоир привел Ровского. Его усадили напротив бывшего хозяина.
– Проводим очную ставку, – сказал Бушмакин. – Знаете ли вы друг друга, имеете ли какие личные счеты? Вы, Ровский?
– Мой хозяин, господин Пермитин, я его уважаю.
– Мой бывший служащий Васька-дурак, – зло сказал Пермитин. – Но я ему прощаю, ибо близко наше свидание с господом… – Он истово перекрестился.
– Вам вопрос, Ровский. Вот это вы писали? – Бушмакин пододвинул записку бухгалтеру.
Тот надел очки, прочитал:
– Я писал.
– Объясните, что вы имели в виду? – попросил Коля.
– Да просто, – сказал Ровский. – В тот день я не смог увидеться с ними, – он кивнул в сторону Пермитина. – И объяснил, что, мол, завтра – смогу.
– Это так? – Бушмакин повернулся к Пермитину.
– Раз он говорит, стало быть, знает, – равнодушно сказал Пермитин.
– Ладно, – согласился Бушмакин. – Значит, вы сообщали, что лично встретиться не сможете, и в то же время лично передали записку? Не вяжется.
– Я оттого написал, что в присутствии верующих разговаривать не хотел, – нагло прищурился Ровский. – Чего время теряем? К стенке пора.
– Сколько вы получили таких записок, Пермитин?
– Не считал.
– Вот еще две, – продолжал Коля. – Оглашаю первую: «Лежат надежно, затихнет – вынесу». Вторая: «Напрасно обижаетесь, я удобного случая жду». Почему вы не сожгли эти записки?
– Опыта нет, – усмехнулся Пермитин. – Меня торговать в коммерческом училище обучали. А записки жечь – не наше это дело.
– За нос вас водил господин Ровский, – сказал Бушмакин. – «Вынесу», «Жди»… А сам эти денежки и вправду вынес, да перепрятал надежно. Что же вы не спросите, зачем? Молчите? Ладно, я сам скажу: деньги Ровский решил заграбастать единолично, а вас, Пермитин, отправить вслед за собственной дочерью.
– Дешево, начальничек, – протянул Ровский. – Домыслы это все. Иван Сильверстыч вам не поверят-с.
– Уведите, – распорядился Бушмакин.
Конвоиры увели арестованных. Все сидели молча. Наконец Коля взял со стола все три записки.
– А в самом деле… – Коля задумчиво перебирал листки, вырванные из ученической тетрадки. – Сам Ровский записки писал, сам относил. Глупо как-то. Или нет?
– Образцы его почерка есть? – спросила Маруська.
– Есть, – сказал Коля. – Я передам это все графологам. Мало ли что.
Заключение графолога было готово в два часа дня. «Представленные на рассмотрение экспертизы записки в количестве трех написаны рукой постороннего человека», – утверждал эксперт.
– Выходит, у них есть еще один соучастник, – сказал Бушмакин. – Судя по их поведению, они его не выдадут.
– Ни за что, – согласился Коля. – Расстреляют их или не расстреляют, – для нас с вами не вопрос. А они надеются. Вопреки всему надеются. Думают: отсидим, что положено, а там выйдем на волю, свою долю получим. В общем, я так думаю: деньги Ровский передал какой-то связи. И связь эта на заводе.
– Почему? Ты докажи! – загорелся Бушмакин.
– Первое: завод – наиболее безопасное место для хранения краденых денег.
– Согласен, – кивнул Бушмакин.
– Второе. Если бы деньги были у Ровского, зачем, с какой целью и от кого стал бы он носить записки Пермитину? И последнее. – Коля задумался. – Вспомните текст: «Пока не смог…», «Затихнет – вынесу», «Удобного случая жду». Этот человек – с завода!
– Завод большой, – заметил Бушмакин. – Давай поуже.