– Завтра закончу.
– У меня есть план, – сказал Коля. – Я над ним подумаю. А вы сегодня отдыхайте.
– А ты? – спросила Маруська.
– А я прогуляюсь за Ровским.
– Я с тобой, – безапелляционно заявила Маруська.
Коля улыбнулся:
– Ты, верно, никогда не научишься подчиняться с одного слова. Ладно. С тобой не поспоришь. До вечера.
Быстро темнело. Поеживаясь от холода, Коля вышагивал по трамвайной остановке. Наконец, появилась Маруська. Коля посмотрел на часы:
– Через три минуты – смена. Ты – напротив ворот. Я – справа. Пошли!
Оба были одеты, как средние горожане: на Маруське пальто с воротником из кролика и пуховый платок, на Коле – валенки, зипун и баранья папаха. Коля выглядел, как извозчик, на минуту оставивший свои сани.
Прогудел гудок. Хлынула смена – сотни людей. Ровского среди них не было. Постепенно напор толпы стих. Прошли самые неторопливые, и вахтеры закрыли ворота.
Маруська и Коля терпеливо ждали. Слабо засветились грязные лампочки в фонарях, трамваи зажгли сигнальные огни. Наконец появился Ровский, затрусил к остановке. Коля посмотрел в сторону Маруськи. Она показала условным жестом, что видит бухгалтера, и пристроилась ему в спину. Коля шагал по противоположной стороне улицы. Подошел трамвай. Ровский сел в моторный вагон. Маруська вошла в тот же вагон с задней площадки, а Коля – во второй. За окном мелькали ярко освещенные витрины: Ровский стоял совершенно спокойно, он ни о чем не догадывался. Кондуктор протяжно и звонко выкрикивал названия остановок, колеса постукивали на стыках. Когда справа встала коричневая стена Летнего сада, тренькнул звонок, и кондуктор объявил: «Михайловский замок!» – Ровский встрепенулся и начал проталкиваться к выходу. Маруська выбралась из трамвая следом за ним. Коля замыкал «колонну».
В таком порядке все трое и вошли в Михайловский сад. Ровский двигался ровным, уверенным шагом. Миновал вторую ограду – высокую решетку с коваными цветами – в стиле позднего барокко. Бухгалтер оглянулся и, не заметив ничего подозрительного, приблизился к парапету Екатерининского канала. Еще раз оглянулся. Маруська – она отошла к восточному входу храма «На крови» – сделала вид, что молится, а Коля едва успел отскочить за пилон ограды. Ровский скрылся за церковью.
Коля бегом пересек пространство, отделяющее сад от парапета, и, надвинув шапку на лоб, повернул направо. Здесь было светло от множества свечей, наставленных и налепленных вокруг статуи Христа распятого. Молились люди. Коля с удивлением заметил среди стариков и старух совсем молодых мужчин и женщин, Ровский стоял на коленях около самого распятия и истово крестился.
Коля подошел к распятию, снял шапку. Пожилая женщина протянула ему незажженную свечу.
– Спаси вас бог, – тихо сказал Коля.
Он затеплил свечу, прикрепил у ног Христа. Ровский продолжал усердно молиться. По его размеренным, неторопливым движениям и жестам Коля понял, что бухгалтер совершенно спокоен и абсолютно уверен, что никто за ним не следит. Еще один мужчина вынырнул из темноты, зажег свечу и опустился на колени рядом с Рорским. Коля хорошо его рассмотрел: лет семидесяти, лицо открытое, волевое, кустистые брови в пол-лба. Одет заурядно – старенькое пальтецо с меховым воротником, истертым до кожи, мешковатые брюки в полоску, залатанные ботинки. Старик крестился, в разговор с Ровским не вступал. Но вот бухгалтер отбил последний поклон, поцеловал ступни Христа и положил около распятия свернутую в трубочку записку. Она сразу же затерялась среди десятков аналогичных записок. Ровский поднялся и ушел. Коля сделал Маруське условный знак, означавший, что она должна проводить Ровского, и продолжал наблюдать. Старик начал бить поклоны, и в один из таких поклонов Коля увидел, что около ног Христа легла еще одна записка. А та, что положил Ровский, – исчезла. Старик ушел. Коля помедлил мгновение и двинулся следом. Старик миновал Театральный мост, вышел на площадь и свернул налево, на Большую Конюшенную. Около дворника, который старательно скреб тротуар, старик остановился и приподнял шапку:
– Добрый вечер, Геликон Петрович, как дела?
Дворник почтительно сдернул картуз:
– Припозднились вы нынче. Чай совсем перепрел. А может, водочки?
– А может, и водочки, – весело сказал старик. – Радость у меня. – Он скрылся в доме, который примыкал к Голландской церкви.
Коля выбежал на Невский и сразу же увидел постового милиционера. Тот прохаживался у памятника Барклаю де Толли.
– Я инспектор первой бригады. – Коля показал удостоверение, но милиционер широко улыбнулся, отвел руку Коли в сторону и сказал:
– Лукьянов моя фамилия, вы меня не помните, а я вас, товарищ начальник, лично знаю. Случилось что?
– Дом у Голландской церкви. Второе парадное. Кто там у дворника живет?
– У Геликона? – еще шире улыбнулся милиционер. – Забавная это история, товарищ начальник! Фабрикант живет!
– То есть? – опешил Коля.
– Да бывший! – махнул рукой постовой. Ему было очень приятно, что он смог удивить такого бывалого человека, как Коля. – Год назад вернулся по амнистии с Соловков – старик совсем, его и освободили. Вред от него теперь какой? Ну, он и живет у своего бывшего дворника, помаленьку побирается по родным и знакомым. Тем и сыт.
– Вы докладывали в районе? – строго спросил Коля.
– Товарищ начальник, – укоризненно развел руками милиционер. – Да он и мухи не обидит! Как не докладывал – сразу же! Однако прописали его! Пермитин фамилия, может, слыхали?
– Иван? – Коля не смог сдержать изумления, и постовой тревожно сказал: